"Моей вышивальщице"

Размеренность клеток белых
И девственность чистой канвы,
И первый стежок несмелый...
Знакомый наклон головы...

Родные, тонкие пальцы,
Как быстрые птицы, летят,
Свет лампы ложится на пяльцы,
И мягче усталый твой взгляд...

Узор, как ручей, протекает,
Струится за ниткой вослед...
Не видишь, что ночь наступает,
Но чувствуешь - скоро рассвет.

Ты зришь на пустой ещё ткани
Неведомый, чудный узор,
И нити звучат голосами,
Как тихий и слаженный хор!

И маленьких крестиков сонмы
Сливаются в гимн мастерству,
В руках твоих ночью бессонной
Ложась чередом на канву...

...И есть ли что в мире милее,
Чем добрый, усталый твой взор,
Когда ты, гордясь и краснея,
Мне даришь готовый узор!

Жена эпоху вышивает
и домом ходит тишина.
Такой эпоха не бывает,
но вышивает-то – жена.

Шмыгнула нитка за иголкой –
трёхсотый номер DMC*.
Дорога, барышня, двуколка
и неба ветреная синь.

Куда потащится эпоха?
Хоть крестик вышит в никуда,
дорога тянется от бога
и даже к богу, иногда.

Не уточняй, святой, к какому
и в доме загаси пожар.
Из всех неведомых
искомый –
твой перевёрнутый Земшар.

Повозка ходит за оглоблей,
оглоблю тянет чёрный конь.
По шее ты получишь, в лоб ли –
не загаси души огонь.

А что же барышня-эпоха,
к чему румянец на щеке?
Кому – любовь, кому-то похоть,
и всё смешалось в ямщике.

Ямщик невидим. Чёрный крестик
коня довышьет наугад.
А вот и нитка чёрной лести
и нитка зависти, как гад.

Для каждой гадости по квоте,
чтоб всё вместилось в паспарту.
Жена упрямо ниткой водит
и заполняет пустоту.

Любуюсь жёниной работой.
А где же полукрестик – мой?
Не обойдён ли бога квотой,
нет, не заоблачной – земной.

Вот кто-то мчится по Планете,
на отдых не сбавляя бег.
Свою ли жизнь, как пёс пометил,
в собачей жизни – человек?

Мудра жена, из всех иголок –
втыкает ту, где нить красна.
Как ярок он – судьбы осколок,
и как заоблачность ясна!

Безбрежен мир, канва всё шире,
а вот и нитка доброты.
Жена с иглой подобна Шиве
и с ним, наверное, на ТЫ.

Владимир Мацуцкий

--

И волчица ту же исчезла, а Манолис пошел дальше к своему одинокому дому. Ночью его разбудил стук. Едва он отодвинул засов, как дверь с шумом распахнулась, и в хижину вошел огромный волк.

— Не бойся меня, Манолис! — сказал волк. — Я пришел к тебе как друг. Ты спас моих малышей, подарив свободу волчице. И хотя люди нас считают злодеями, я докажу тебе, что за добро и волк платит добром. Я отведу тебя в никому не ведомое место: там, за тремя дверьми, скрыты несметные богатства и живет прекрасная, как весенний день, принцесса.

Удивился Манолис словам волка, но спорить не стал. Взял скрипку, с которой никогда не расставался и пошел за волком. Когда забрезжил рассвет, увидел Манолис вдали великолепный дворец, окна его так и светились стеклами из хрусталя, а дверь из чистого серебра сверкала еще сильнее. Волк толкнул серебряную дверь, и они оказались в серебряном зале. Здесь все: и стены, и пол, и потолок — были из чистого серебра! И только в глубине зала горела, словно солнце, золотая дверь. За золотою дверью был золотой зал. За бриллиантовой — бриллиантовый! Манолис даже зажмурился, чтобы не ослепнуть. Наконец, путники увидели сверкающий драгоценными камнями высокий зал. В глубине его, на троне, сидела юная принцесса. Она была прекрасна, как первый день весны. Манолис от восхищения замер. Волк приблизился к трону и, поклонившись, сказал:

— Приветствую тебя, принцесса! Видишь, я исполнил твое желание — привел к тебе того, кто совершил бескорыстный поступок.

И он поведал принцессе о том, как Манолис отпустил волчицу на свободу.

— Ты прав! — сказала принцесса. — Манолис — смелый и добрый юноша. Такой человек мне и нужен. Ему я смогу доверить все мои богатства и трон!

Принцесса тут же объявила, что выходит замуж за Манолиса. А он? Он был так восхищен ее красотой, что впервые в жизни забыл о своей скрипке.

Когда Манолиса одели в золотые одежды и повели к принцессе, она, улыбаясь ему, сказала:

— Завтра ты станешь королем. Поэтому, уже сегодня тебе следует осмотреть все сокровища, хранящиеся во дворце.

Они обошли весь дворец, все залы и комнаты его. С каждым шагом росло удивление Манолиса — так богат, так прекрасен был дворец. Но вот они очутились возле высокой башни. Принцесса сказала:

— В этой башне нет ничего ценного и заходить в нее не стоит...

Но юношу охватило непонятное волнение. Он почувствовал непреодолимое желание войти в башню.

Сам не зная почему, он сказал:

— Нет, я должен подняться туда! — и показал на самый верх зубчатой башни.

Нехотя уступила ему принцесса.

В башне действительно не было ничего примечательного. И не было никаких богатств. В единственной комнатке, находившейся на самом верху, возле окна сидела девушка за пяльцами и вышивала. Манолис взглянул на нее и чуть не отшатнулся — до того она была безобразна. Только большие голубые глаза ее светились таким прекрасным светом, что, раз увидев, уже невозможно было их забыть.

— Кто эта девушка? — шепотом спросил Манолис.

— Это моя бедная родственница, — сказала принцесса, — я приютила ее из жалости. Она поселилась в башне и никуда не выходит, чтобы не встречать людей. Ведь она так безобразна!...

Пока принцесса нашептывала все это Манолису, девушка, склонившись над пяльцами, продолжала, не останавливаясь ни на мгновение, вышивать. Казалось, она ничего не видела и не слышала. Под ее проворными пальцами на шелке возникла удивительной красоты птица. Но, когда девушка сделала последний стежок, птица вспорхнула и улетела в окно. Тогда девушка в горе заломила руки и с отчаянием воскликнула:

— И эта улетела, как другие!... Так будет всегда!...

— Эта несчастная заколдована! — сказала принцесса. — День за днем она терпеливо вышивает, потому что чары спадут с нее только тогда, когда она вышьет сто птиц... А они все с последним стежком улетают! — Но что тебе до всего этого? Лучше вернемся поскорее во дворец и посмотрим, как идут приготовления к свадьбе.

Всю ночь не мог уснуть Манолис. Мысли о несчастной девушке не выходила у него из головы. Рано утром, когда принцесса и ее слуги спали, юноша незаметно выскользнул из дворца и прокрался в башню.

Девушка сидела за пяльцами и вышивала.

Смущаясь, Манолис спросил ее:

— Ты не устала все время вышивать?

— О нет! — ответила девушка. — Я готова вышивать сколько угодно. Терпению моему нет конца. Лишь бы птицы не улетали. Но стоит мне сделать последний стежок, как все они оживают и летят прочь!

Пораженный стоял Манолис, слушая ее печальный рассказ. Но что он мог сделать, чем помочь несчастной? Ведь колдовские силы были неподвластны ему. И все же он спрашивал себя: если нельзя ей помочь, то, быть может, найдется средство, способное хоть немного облегчить ее страдания?

И он вспомнил о скрипке, о которой впервые забыл в этом дворце, полном роскоши и сокровищ.

О, как торопился, как бежал Манолис за своей скрипкой! Не теряя ни минуты, он тут же вернулся с ней в башню. Никогда он так не играл. Никогда так не звучала его скрипка.

Всю свою добрую душу, всю силу нежного, смелого сердца вложил Манолис в песню, которая лилась из-под смычка. И, о чудо! — птицы умолкли за стенами башни. Сначала они прислушались к звукам скрипки, потом подлетели к окну, потом вспорхнули в комнату и... стали садиться на вышивание.

А Манолис все играл. Безобразное лицо заколдованной девушки озарилось каким-то странным светом: ведь при виде вернувшихся птиц в сердце ее зажглась надежда. В это самое время снизу раздался голос принцессы. Она звала его, потому что наступило утро и должна была начаться свадьба. А Манолис все играл и играл. Он слышал принцессу, но он видел, как в нетерпении склонилась над своим вышиванием девушка, как ее лицо озаряет надежда.

А птицы все влетали и влетали в комнату...

Неожиданно дверь распахнулась — последний громкий стон издала скрипка. С яростью принцесса вырвала ее из рук юноши — и одновременно в башне раздался крик полный счастья и радости. Это был голос Манолиса. Он увидел, как вдруг изменилась бедная вышивальщица.

Блистая красотой, она поднялась со своего места и протянула принцессе платье. Сто птиц украшали его.

— Возьми это платье! — сказала она принцессе. — По приказу твоего отца-колдуна я вышивала его уже много лет. Разве мог подумать он, человек с черным сердцем и черной душой, что найдется юноша, который согласится пренебречь богатством, властью, троном и даже твоей красотой ради бедной уродливой вышивальщицы! Твоему отцу было мало того, что он захватил все мои богатства, ему надо было еще отнять у меня и красоту и отдать ее тебе!

Счастливый юноша взял за руки вышивальщицу, и они спустились в зал, где все было готово к свадьбе.

Вот и отпраздновали свадьбу. А лучшей песней, украсившей праздник, была песня, которую пропела скрипка Манолиса в утренний час в бедной комнате на самом верху одинокой башни.

--

…день с летом и теплом уже не дружен,
все краски осени ноябрь дождем смывает,
и… ангел (что в душе!..) слегка простужен
и о горячем чае умоляет…
..стежки из рифм в канве стихотворений
по жизни-вышивке, где яркою заплаткой
волшебный миг, что назван вдохновеньем –
касаться памяти его мне так приятно…
…на вышивку смотрю я с сожаленьем -
ее цветочки в новый век не кстати,
в камин души кладу я рифм поленья
и... греюсь от звучанья слова «счастье»…

….…………………………… 2……..

…с тобой мы удивительно похожи –
мне тоже море снится очень часто,
глаза закрою – лунною дорожкой
бегущей по волнам спешу за счастьем
с тобой…

….…………………………… 3……..

…лодочка… лодочка
помню, бежала под алыми,
позже – под белым летела,
а ныне спешишь
быстро (с мотором?)…
…помедленней надо б,
у с т а л а я
лодочка жизни -
без паруса – как без души…

….…………………………… 4……..

…а, может, не плыть, а взлететь повыше
там, в небесах
тех, что синеют над дома крышей,
есть чудеса
на облаках
покачаться немного,
или в ночах
просто гулять звездной дорогой…
тает свеча…
…жизни теченье – таянье воска –
сверху и вниз…
…жаль, что летать людям
не просто
капает жизнь
днями, ночами, считая мгновенья,
осень опять…
…но ведь, плывя даже против теченья,
нам не догнать
детство и юность
только из строчек
строим мосты
мы над течением жизни…
…а прочно ль?
…знают листы
белой бумаги, шарики ручек,
клава ПК…
…плыть по теченью ль?..
…против?..
…как лучше?..
…знают… века…

….…………………………… 5……..

…мы… бежим… бежим… бежим по жизни
в стае, бережем своих волчат,
волку дарим нежности капризно,
попадая как-то невзначай
вдруг в капкан,
иль под жестокий выстрел,
мечемся от боли на снегу
кадр за кадром
жизнь несется быстро
в памяти…
…и мысль одна: смогу ль
вновь подняться, жить…
Любовь, Надежда, Вера
не напрасно Богом нам даны
в час, когда страдания безмерны,
с ними мы, а значит – не одни
…мы… бежим… бежим…

….…………………………… 6……..

…сложно бежать, ибо разума платье
в вечных заплатках нелепых сомнений,
что виноградной лозою не кстати
вьются вокруг, оплетая колени,
словно суровые нити-канаты...
…гномы пытаются строить качели
для Белоснежки-души... трудновато
им раскачать ее вновь - староваты,
да и она тяжела уже стала -
летать на канатах-нитях устала,
пьет валерьянку, но память упрямо
ночью стучится - зловредная дама!

….…………………………… 7……..

…было грустно….
… жизнь – так полосата,
вновь на «больно» я нашью заплату,
прошептав:
«…все в прошлом… отболело…
будет счастье так, как я хотела!»

--